Известная статья Георга Вильгельма Фридриха Гегеля «Кто мыслит абстрактно?» – это философское сочинение-рассуждение, написанное им в 1807 г., и относится к последнему, берлинскому периоду творчества философа.
Данное сочинение изложено в стиле светского разговора, пестрит тонкими замечаниями и яркими жизненными примерами, иллюстрирующими концепцию автора. Статья написана простым, образным эмоциональным языком, который использует философ, и как бы приглашает присоединиться читателю к рассуждению автора и осмыслению изложенных положений.
Уже с самого начала своего сочинения Гегель предупреждает, что будет рассуждать о «метафизике». Ведь «метафизика» – как и «абстрактное» (да, пожалуй, как и «мышление», добавляет он) – слово, которое в каждом вызывает более или менее сильное желание удрать подальше, как от чумы – «Мыслить? Абстрактно? Sauve qui peut (с фр. – спасайся, кто может)»[1].
Но потом он спешит успокоить, что вовсе не собирается объяснять здесь, что такое «абстрактное» и что значит «мыслить», потому что объяснения вообще считаются в порядочном обществе признаком дурного тона, да и ему самому становится не по себе, когда кто-нибудь начинает что-либо объяснять. Все эти объяснения, по мнению Гегеля, были бы излишни, так как порядочное общество именно потому и избегает общения с «абстрактным», что слишком хорошо с ним знакомо.
Гегель пишет о том, что не имеет никаких намерений примирить общество с «абстрактным» или с «мышлением» при помощи хитрости – «сначала протащив их туда тайком, под маской светского разговора, с таким расчетом, чтобы они прокрались в общество, не будучи узнанными и не возбудив неудовольствия, затесались бы в него, как говорят в народе, а автор интриги мог бы затем объявить, что новый гость, которого теперь принимают под чужим именем как хорошего знакомого,- это и есть то самое «абстрактное», которое раньше на порог не пускали».
Но даже такой план осуществить, по мнению Гегеля, не удалось бы: для этого ни в коем случае нельзя разглашать заранее разгадку, а она уже дана в заголовке. Если уж замыслил описанную выше хитрость, то надо держать язык за зубами и действовать по примеру того министра в комедии, который весь спектакль играет в пальто и лишь в финальной сцене его расстегивает, блистая Орденом Мудрости. Но расстегивание метафизического пальто, по мнению Гегеля, не достигло бы того эффекта, который производит расстегивание министерского пальто, – ведь свет не узнал тут ничего, кроме нескольких слов,- и вся затея свелась бы, собственно, лишь к установлению того факта, что общество давным-давно этой вещью располагает; обретено было бы, таким образом, лишь название вещи, в то время как орден министра означает нечто весьма реальное, кошель с деньгами.
Гегель пишет, что все мы находимся в приличном обществе, где принято считать, что каждый из присутствующих точно знает, что такое «мышление» и что такое «абстрактное». Стало быть, остается лишь выяснить, кто мыслит абстрактно.
Рассуждая о себе, Гегель отмечает, что с одной стороны, он «пренебрегает абстрактным мышлением, не испытывая при этом угрызений совести, а с другой – все же питает к нему в душе известное почтение, как к чему-то возвышенному».
Так кто же мыслит абстрактно? – задает вопрос Гегель и тут же отвечает на него – необразованный человек, ведь просвещенные люди в приличном обществе не мыслят абстрактно потому, что это слишком просто и слишком неблагородно.
В обоснование своих мыслей Гегель приводит различные примеры. Например, ведут на казнь убийцу, который может оказаться сильным, красивым, интересным мужчиной. Но толпа возмутиться: можно ли думать столь дурно, можно ли называть убийцу – красивым? И священник скажет о моральном разложении знати. Знаток же человеческой души рассмотрит ход событий, сформировавших преступника, обнаружит в его жизни, в его воспитании влияние дурных отношений между его отцом и матерью, увидит, что некогда этот человек был наказан за какой-то незначительный проступок с чрезмерной суровостью, ожесточившей его против гражданского порядка, вынудившей к сопротивлению, которое и привело к тому, что преступление сделалось для него единственным способом самосохранения.
Вот это, по мнению Гегеля, и называется «мыслить абстрактно» – видеть в убийце только одно абстрактное – что он убийца и называнием такого качества уничтожать в нем все остальное, что составляет человеческое существо.
Далее он пишет об утонченно-сентиментальной светской публике Лейпцига, которая усыпала цветами колесованного преступника и вплетала венки в колесо. Однако это опять-таки абстракция, хотя и противоположная.
Гегель проводит аналогию с образом Иисуса Христа в христианстве, который принял смерть через распятие во имя спасения всего человечества и потому достоин почитания и преклонения. Публика, вплетающая цветы и венки в колесо, на котором распинали преступника во время колесования, мыслит абстрактно, говорит Гегель, так же, как и христиане, которые превращают крест (орудие позорной казни) в святыню и видят в нем величайший символ веры, спасения и божественной любви ко всем людям.
А вот пример, как одна наивная старушка из богадельни расправилась с абстракцией «убийцы» и оправдала его. Отрубленная голова лежала на эшафоте, и в это время засияло солнце. И женщина та увидела, что голова убийцы освещена солнцем и, стало быть, того достойна. Она вознесла ее с плахи эшафота в лоно солнечного милосердия Бога и осуществила умиротворение не с помощью фиалок и сентиментального тщеславия, а тем, что увидела убийцу приобщенным к небесной благодати солнечным лучом.
Еще Гегель приводит в качестве примера слугу, которому нигде не живется хуже, чем у человека низкого звания и малого достатка; и, наоборот, тем лучше, чем благороднее его господин. Ведь простой человек и тут мыслит абстрактно, он важничает перед слугой и относится к нему только как к слуге. Лучше всего живется слуге у француза. Аристократ фамильярен со слугой, а француз – так уж добрый приятель ему. Аристократ, знает, что слуга не только слуга, что ему известны все городские новости и девицы и что голову его посещают недурные идеи, – обо всем этом он слугу расспрашивает, и слуга может свободно говорить о том, что интересует хозяина. У барина-француза слуга смеет даже рассуждать, иметь и отстаивать собственное мнение, а когда хозяину что-нибудь от него нужно, так приказания будет недостаточно, а сначала придется втолковать слуге свою мысль, да еще и благодарить за то, что это мнение одержит у того верх.
То же самое различие и среди военных; у пруссаков положено бить солдата, и солдат поэтому – каналья; действительно, тот, кто обязан пассивно сносить побои, и есть каналья. Посему рядовой солдат и выглядит в глазах офицера как некая абстракция субъекта побоев, с коим вынужден возиться господин в мундире с портупеей, хотя и для него это занятие чертовски неприятно.
Таким образом, Гегель показывает недостатки абстрактного мышления, которое, однако, никак не связно с образованностью человека. Гегель обращает внимание, что абстрактность есть неполноценность фрагментарного мышления. Философ призывает общество развить и перевести мышление на ступень разума, развивать конкретное мышление, что в итоге позволит получить системное мышление и увидеть мир как единое целое.
_________________________________
[1] Гегель Г.В.Ф. Кто мыслит абстрактно? // Работы разных лет : в 2 т. М. : Мысль, 1970. Т. 1. С. 387-395.